-157-

 

 

А. Миронова

Седьмой континент¹

[... ]

Самолет на Антананариву поразительно пунктуален. На корешке билета значится 22.40 — пожалуйста, в 22.38 нам уже желают счастли­вого пребывания на острове и подают трап. Кто бы мог подумать, что десять часов пути до страны «мурамура» (т. е. такой, где все делается «не спеша», — начинаем знакомство с малагасийским языком) в са­мом деле окажутся десятью. Дальше — пешком до здания аэропор­та — маленького, камерного, скорее, похожего на железнодорожную станцию какого-нибудь провинциального городка. Здесь, однако (продолжаю удивляться), все работает четко: багаж не потерян, оче­редь движется быстро и даже визу, которой мы запаслись заранее, можно было, оказывается, получить прямо в аэропорту. Выходит, нам здесь рады? Нас ждут?

И в самом деле ждут! На выходе с приветливо поднятой рукой маячит наш гид, похожий на индийского принца из сказки. Вот вам и Мадагаскар, который как будто бы по ошибке расположен близ Африки; на деле, как выяснится, он имеет не так много общего со своим соседом-гигантом.

-158-

...Темно. Предместья столицы пустынны — ни одного светящего­ся рекламного щита. Малагасийцы рано ложатся, а встают в 4—5 утра, чтобы побольше успеть за короткий зимний день (июль — разгар зимы в Южном полушарии). Уже к 6 вечера жизнь замирает, тем более что электроэнергия стоит слишком дорого.

То ли дело — утренняя панорама из окна нашего жилища (мы живем на главной улице — широченной авеню Независимости). Говорят, что за последние годы город похорошел. Не в последнюю очередь оттого, что нынешний президент Мадагаскара до избрания на высший пост побывал мэром столицы и поныне не оставляет заботами быв­шую «вотчину». Правда, тут стало больше машин и с некоторых пор город уверенно держит второе место в мире по загрязнению воздуха (на первом — Рио-де-Жанейро). [...]

Таксопарк в Антананариву также выдержан в стиле ретро: на ули­цах хозяйничают старенькие «Рено» и «Пежо», выкрашенные в блед­но-желтый цвет. На одном из них мы добираемся с утра пораньше до бывшей королевской резиденции — дворца Рува, расположенного на самом высоком из двенадцати городских холмов. Лет десять назад эта главная достопримечательность города сгорела и до сих пор не вполне восстановлена, но зато отсюда по-прежнему открывается лучший вид на Антананариву. Еще неподалеку можно посетить небольшой музей, где выставлена часть уцелевших предметов дворца Рува, на­пример, галерея портретов малагасийских монархов. Здесь и первый объединитель племен мерина Андрианампуйнимерина (1787—1810) с копьем и в набедренной повязке, и довершивший его государствен­ные начинания сын Радама I (1810—1828), похожий на пригожего офицера наполеоновской армии: в мундире и с бакенбардами. Урок истории в полотнах был бы неполным без красочных и брутальных комментариев нашего гида: о том, как с панорамного холма короле­ва Ранавалуна I сбрасывала вниз всех, кто ей чем-либо не нравился (преимущественно христиан и вообще европейцев). Как пришедший на смену ей сын был через пару лет задушен шелковой лентой (чтоб не нарушить табу, запрещающее проливать королевскую кровь) и т. д. А само барочное здание, где расположена выставка, принадлежало премьер-министру Райнилайаривуни, славному тем, что был мужем трех последующих правительниц. И всех трех пережил.

Обо всех этих экзотических фактах наш малагасийский друг, Андри Андриамандзара, говорит бесстрастно, без доли критики по отношению к диким нравам минувших веков: «Это традиция:

-159-

о коро­левской семье принято отзываться с уважением... К тому же в неко­тором роде они мои предки». Оказывается, Андри — голубых кровей, принадлежит к аристократии народа мерина. Колонизовав остров в 1896 г., французы формально упразднили традиционную сословную систему, но и сегодня эти обитатели Центрального плато с рождения знают, кто из них из андриана (знати), кто из хува (свободных людей), а кто, увы, из майнти или андеву (рабов). И ведут себя соответству­ющим образом.

Особенно важную роль родословная, естественно, играет среди меринской знати, и «чистота» семейных уз тщательно поддерживает­ся. «Когда к нам в дом попадает девушка, то мама (которая, кстати, приходится троюродной тетушкой папе) первым делом интересуется ее фамилией. Даже сейчас, хотя я уже женат, приходится думать о хо­лостых кузенах».

Семья вообще очень важна для малагасийца, причем это широ­кое понятие включает в себя не только дальних родственников, но и далеких предков. Андри, скажем, — довольно прогрессивный представитель столичной молодежи: ему и его жене по 30, детей они пока не хотят, мотивируя это вполне по-европейски: «Денег нет». Похоже, оба считают сказкой традиционное представление о том, что предки активно вмешиваются в их судьбу. Но это отнюдь не мешает молодым людям относиться к ним с должным почтением, участвовать в обрядах и соблюдать освященные веками ритуальные запреты (фади). [...]

Почти повсюду на острове топят по-черному — как в деревнях, так и областных центрах. Зато автомобильные шоссе за последние несколько лет стали отличными, и это заслуга нынешнего президента Марка Равалумананы. Молодой, симпатичный бизнесмен, владелец одной из крупнейших корпораций «Тику», всего четыре года у власти, но уже вроде бы заставил страну пробудиться от долгой спячки. Помимо строительства новых трасс он, например, серьезно взялся за образование: теперь в начале каждого нового учебного года детям выдаются так называемые школьные наборы, причем на личные средства президента. Все самое обычное — ручки, пеналы, линейки, но раньше и этого не было. Оппозиция, конечно, не дремлет, и за­мечает, что, между прочим, став во главе государства, Равалуманана успешно приумножил собственное достояние (те же дороги укладывает одна из дочерних компаний «Тику»). Однако большинство мала­гасийцев — по крайней мере, столичных жителей — отзываются о нем с уважением и надеждой. Как и защитники окружающей среды. [...]

Уже на подъезде к парку Андасибе-Мантадиа на нас обрушивает­ся настоящий тропический ливень. «Скажите, и часто здесь так?» — осторожно интересуется у Эри, нашего нового, чрезвычайно заботли­вого гида, фотограф Лев Вейсман. «Да постоянно», — жизнерадостно отзывается тот. — Сухого сезона в этих лесах не бывает — на то они и дождевые». Вот и встречающиеся пешеходы, видно, тоже к дождю привыкли: не ускоряя шага, привычно бредут, не обращая внимания на то, что их поливает сплошным потоком. Некоторые даже не удо­суживаются укрыться пальмовым листом.

...Однако несмотря на прогнозы и приметы, на следующее утро дождик едва моросит, и кажется даже, что скоро выглянет солнце. Лев Ильич, ликуя, достает из целлофана аппаратуру, и в 7 часов мы уже в парке. Еще более ранние пташки—гиды к этому времени уже успели разведать, где следует искать сегодня животных. Им это нетрудно: в Андасибе все проводники местные. Они еще детьми играли в этих зарослях. А затем окончили специальные курсы, выучили латинские названия животных — и вперед.

Кстати, о названиях. Именно первым экскурсоводам обязан своим именем лемур индри, главная гордость парка. В XVIII в. один путешественник-натуралист не совсем расслышал своего «сопро­вождающего», когда тот, указывая на зверька, крикнул: «Ири!» («Вон там!»). Сами же местные называют этот вид «бабакуту» (в разных контекстах слово служит то уважительным обращением к пожилым людям, то обидной характеристикой вроде «старый дурак»).

Пробираясь по тропинке между древовидными папоротниками и панданусами, похожими на приземлившиеся посреди леса косми­ческие корабли, мы следуем на характерный «стон» индри, слышный за несколько километров. По пути бесшумно двигающийся проводник указывает пальцем на затаившегося в ветвях хамелеона. А вот и они: высоко в кронах «мерцают» черно-белые силуэты. Индри — самые крупные из ныне существующих лемуров — почти лишены хвоста, что делает их немного похожими на «маленьких больших панд». Так же, по-медвежьи, они вертикально обнимают ствол, и только когда неожиданно прыгают на метр вверх, становится ясно, чьи они родичи на самом деле. [...]

Случайные знакомые — туристы — показывали нам фотографии захиревших баобабов в знаменитой баобабовой аллее в Киринди, что на западе. Они объясняли это так: жители окрестных деревень тайком

-161-

проложили под ней трубы для орошения своих полей. Рис теперь растет хорошо, а баобабы — плохо.  [... ]

...Горный Анцирабе («город, где много соли») основали в ХIХ в. норвежские миссионеры. В колониальную эпоху он превратился в популярный курорт. Сейчас бассейны с теплой от природы водой не выдерживают критики, однако приезжие из Антананариву так не считают и с удовольствием проводят здесь выходные и праздники, особенно пасхальные. В Анцирабе и в самом деле спокойнее: мень­ше людей (единственное их скопление — в церкви), просторные улицы не запружены машинами. От колонизаторов остались домики с решетчатыми балконами, остроконечными крышами, а иногда и аккуратными садами, а также привычка продавать на улице баге­ты. Похоже на Амстердам, только вместо велосипедистов — цветные повозки рикш.

В городе с почти двухсоттысячным населением три тысячи рикш заменяют общественный транспорт. У них есть номера, раз в год они обязаны пройти технический осмотр, раз в три месяца — медицин­ский. Разумеется, действует и система «водительских» прав. Посколь­ку большинство рикш — крестьяне и грамотой не владеют, для получе­ния этих документов устраивается специальный устный экзамен перед макетом, наглядно воспроизводящим дорожные ситуации.

Пассажиры — в основном жители местные: с утра это спешащие на службу клерки, в обед — домохозяйки с детьми и покупками, а вечером — молодые парочки (ночными фарами служат обрезанные пластиковые бутылки со свечой внутри, подвешенные к повозке). Европейцы же от таких поездок чаще воздерживаются — как-то не­удобно, «бесчеловечно». С другой стороны, большинство рикш не владеют своими транспортными средствами, а арендуют их. Даже незначительный простой обходится им дорого. Так что они не жалеют сил, зазывая заморских клиентов, и подчас своего добиваются. Если не хватает одного темперамента — предлагают дополнительные раз­влечения. Ту же фамадихану. [... ]

Без специального разрешения туристов пускают лишь на неболь­шую часть парковой территории. Это так называемый вторичный лес, то есть такой, где уже успели поработать люди, после чего он поредел и вновь зарос уже новыми, часто чужеродными видами — австралийскими эвкалиптами, например, или бразильской гуайявой... [Лемуры] пристрастились к сладким плодам американского дерева, а

-162-

это нарушает их естественную диету. Иной раз в этом повинны сами экскурсоводы: во время ночных вылазок с группами они, отступая от строгих правил парка, чтобы привлечь приматов, мажут кору деревьев бананами: после этого посетители точно увидят мышиного лемура. А гид — точно получит чаевые. Каждому — свое.

Как и в Андасибе, в Ранумафане ученым приходится бороться с местным населением. Людям сложно смириться с тем, что доступ в лес их предков вдруг оказался закрыт. Впрочем, там, где удается при­менить к проблеме творческий подход, случаются и успехи. Скажем, в маленьком частном парке Анжа возле города Амбалавау, который славен самым большим на острове рынком зебу, кто-то подсказал местным жителям, как извлекать доход из диких зверей, не причиняя им вреда. Огородив небольшую территорию, крестьяне стали охранять на ней небольшую стайку кошачьих лемуров. Те привыкли и осмелели, не шарахаются от человеческой руки (особенно если в ней банан, что, как уже говорилось, нехорошо). Туристы в восторге.

Южнее расположен еще один парк, один из старейших в стра­не, — Исалу, знаменитый фантастическими природными образованиями из выветренного песчаника и многочисленными фади местных племен. Главное из них запрещает указывать пальцем на горный массив, где хранятся священные останки предков. И вообще суеверий масса. Детишки, до этого выбегавшие нам навстречу с радостным криком: "Salut, vazaha!" («Привет, белый человек!»), здесь бросаются врассыпную. По мнению Эри, их напугала белая борода Льва Ильича: «Здесь люди верят в злых колдунов».

Мимо проходит пастух с ружьем: в здешних местах до сих пор распространено зебукрадство. Поодаль пасутся сами быки, настолько тощие, что даже странно: кто на таких польстится и станет рисковать жизнью?.. Впрочем, в глазах малагасийцев эта игра всегда стоит свеч, ведь зебу — прежде всего символ. Владельца они делают уважаемым человеком, похитителя — героем деревни. Это касается всех обитате­лей здешних мест, в том числе и нашего проводника Тина — отвязного молодого человека, похожего на рэппера. Женитьба стоила ему двух зебу, развод — одного. Причем зебу, которыми он выкупил невесту, были приобретены на собственные, нажитые своим трудом средства: папенькиных сынков традиция не признает.

Несколько километров на машине, несколько километров пеш­ком по выжженной солнцем траве. Затем — островки буйно растущей зелени, прохладные ручьи. Эти места облюбовали белоснежные си­факи,

-163-

знаменитые тем, что способны скакать по кактусам и передви­гаться по земле вертикально (боком, на задних лапах, для равновесия вытянув передние в стороны, что делает их похожими на учениц в балетном классе).

«Красиво, правда? А ведь этим местам угрожает опасность». Не­давно на границе с Исалу были обнаружены месторождения сапфиров. И если выгоды приисков перевесят доходы от красот природы... На границе парка уже идет борьба. [... ]

В ХVI в. португальцы высадились на Мадагаскаре и разрушили прибрежные арабские поселения, чтобы перехватить у мусульман торговлю. Однако быстро покинули остров, не обнаружив на нем ни ожидаемых пряностей, ни драгоценных камней или металлов.

Очевидно, они просто плохо искали. То есть пряности — ваниль и иланг-иланг — действительно попали на остров позднее, а вот сап­фиры водились здесь изначально. В 1990-х гг. обнаружилось сразу два месторождения — на севере страны и на юго-западе, в районе тогда еще безвестной деревни Илакака.

По одной версии, первый камень обнаружил на своем поле крес­тьянин. По другой — рыбак возле реки (вам охотно покажут точное место этого чудесного события, причем в каждом селении свое). История уже успела превратиться в легенду.

Заурядная Илакака разрослась в большой город. Правда, улица в нем по-прежнему одна — на ней расположены магазины скупщи­ков из Шри-Ланки и Таиланда, редкие каменные «палаты» богачей, и ряды палаток с разными хозяйственными товарами — совсем как на нашем вещевом рынке. Позади же, за фасадами, простирается море бараков размером с собачью будку: сложно поверить, но в таких люди живут месяцами. Раньше копать здесь мог любой: сколотил артель из нескольких человек — и за дело. Сейчас жизнь в городке подорожала, и тем, кто приехал сюда без копейки, приходится вначале наняться на работу к биг-боссам (Илакака, кстати, похоже, единственное место на острове, где в ходу американизмы).

Сапфировый карьер в Илакаке. Ступенчатая структура предписа­на техникой безопасности, она же запрещает копать глубже 5 метров под уровнем воды. 3десь трудится около 30 рабочих по найму. Но есть в Илакаке и маленькие карьеры, на которых работают группами по нескольку человек независимые старатели.

Сразу за барачным поселком начинаются прииски. Мы подхо­дим к огромной песчаной яме, в которой копошатся люди. «Видите

-164-

маленького человека в панаме? Он надзирает...» Человек кричит, что если мы свалимся в карьер и что-нибудь себе повредим, то он за это ответственности не несет, и в любом случае «он нас предупреждал». Однако снимать разрешает, а вскоре и сам подходит к нам: «Здравст­вуйте, меня зовут Николя. Я — эксплуататор здешних карьеров!» (французское "exploiter" означает еще и «разрабатывать месторож­дения»). Эксплуататор хорошо говорит по-французски. Преподавал какое-то время в младших классах где-то на юге, затем стал госслу­жащим. Однажды был послан в качестве контролера на прииски полудрагоценных камней. Освоился в новом для себя деле. И, когда узнал про сапфиры, приехал сюда.

Вначале он терпел сплошные убытки, пришлось заложить дом, ради экономии перевезти сюда семью (жену и девятерых детей). Но через год потихоньку потекла прибыль, и теперь все многочисленные родственники, за исключением самых младших, уже тоже трудятся на общее благо. Жена готовит рабочим еду, старший сын помогает отцу «надзирать», два следующих занимаются скупкой. Дочери подсчи­тывают выручку.

Пока мужчины трудятся в карьерах, женщины и дети промы­вают добытый гравий на реке. «У меня здесь работники двух типов. Во-первых, поденщики (им я плачу 3000 ариари в день — около 1,5 доллара). Эти лопатами расширяют террасы карьера. Работают, по сути дела, только с песком, не с камнями. И 10 партнеров. Так я зову тех, кто хорошо проявил себя ранее, заслужил доверие. Их допускаю к жиле. Они получают треть прибыли (еще треть — мне, я же всем рискую, и треть — на производственные расходы). Что нужно для того, чтобы стать моим партнером? Достаточно быть хорошим чело­веком! Ну и, конечно, везучим. Хотя эти качества взаимосвязанный честный скорее найдет сапфир, чем тот, кто заведомо хочет его при­карманить».

Беседуя таким образом, мы добираемся до реки, где промывают извлеченный гравий. Вот где настоящая лихорадка: здесь выясняет­ся, были тяготы дня сего напрасны или нет. Отсюда к центральной улице тянутся прилавки мелких скупщиков. Торопливо разжимаются кулаки, на прилавки летят разноцветные, похожие на монпансье, камешки. Они дешевы (пакетик — около 10 долларов), однако стара­телям эти мелкие находки помогают заработать на пропитание в ожи­дании удачи. Фотографироваться люди здесь наотрез отказываются: среди них много нелегальных иммигрантов из Африки.

-165-

«А где же можно снять настоящие, большие и красивые сапфи­ры?» — интересуется Лев Ильич. «Да нигде», — объясняет Эри. Никто не станет рисковать просто так, открывая журналистам сейф. Да и во­обще к скупщикам лучше не соваться: за приезжими обычно следят, а визит в лавку дает повод думать, что вы при деньгах и вас стоит грабить. «Вы лучше вывески фотографируйте!» [... ]

По размерам аэропорт в Тулиари не тянет даже на железнодорож­ную станцию. Из обычного для такого рода учреждений оснащения там есть лишь регистрационный стол. Сразу за ним — выход на летное поле.

Час полета — и мы в исходной точке. На вылете в Париж всех пассажиров заставляют раза три продемонстрировать ручную кладь, причем на выходе и затем еще раз уже у самого трапа, как будто за десять метров, проделанных пешком по голому асфальту, в сумку мог заскочить лемур. Все богатства острова — строго для местного пользования. Хотите полюбоваться — приезжайте еще.

И, наконец, уже в самолете, открыв антананаривскую газету, чи­таю в ней про всплеск лемуроедства на восточном и южном побережье: в стране галопирующая инфляция, жизнь сильно дорожает и многим просто нечего есть. С другой стороны, владельцы ресторанов, включая национальный символ в свои меню, рассчитывают привлечь делика­тесом туристов... Поневоле подумаешь: может, не стоит так тщательно проверять отъезжающих на наличие лемуров? Может, лучше они к нам? Мы их тут есть не станем, честное слово!

¹ Вокруг света. М., 2006. № 12 (2795). С. 78—96, 98, 100, 102 (Большое путеше­ствие).